Сталин: «Писатель может быть хорошим служебным элементом общества»

На днях в социальных сетях моя коллега написала неожиданное признание, поразившее и заставившее присмотреться к явлениям жизни с писательским участием. Речь шла о «новороссийском клоуне Цареве», вдруг оказавшемся на юбилейном приеме главреда российской «Литературной газеты» Юрия Полякова (автора произведений «Сто дней до приказа», «Ворошиловский стрелок»). «Не хочу писать банальный RIP Полякову (Requiescat in pace — лат. покойся с миром) — сколько уже таких рипов было посвящено живым классикам российской литературы и искусства, что навязли на зубах и уже не то что не шокируют, но даже не удивляют, — заключила автор и высказала висевший в воздухе, но не артикулируемый парадокс: — Лично я счастлива, что все мои любимые русские уже давно мертвы, и у них не было случая сказать, написать и спеть: «крымнаш», «бывшая Украина», «дедывоевали».

И в самом деле, кто с абсолютной уверенностью может поручиться за Сергея Довлатова, Александра Солженицына, многих других властителей умов диссидентской поры, окажись они в нынешнем времени, живехоньки и активны? Тот же Юрий Поляков, на творческом банкете которого танцевал малограмотный террорист, в начале своей карьеры был главным врагом Главного политуправления ВС СССР. Плохо писал о вооруженных силах и поощрял вольнодумство. Сейчас Юрий Поляков пишет хорошо обо всех столпах российской государственности. Настолько хорошо, что даже вчерашним кумирам воздает, как врагам народа. Супруге покойного Солженицына в ответ на ее письмо о клевете на Александра Исаевича заявил следующее: «Его (Солженицына) яростная, отчасти оправданная личной драмой нелюбовь к советской версии нашей государственности общеизвестна, и тут я скорее поверю 5-му управлению КГБ, окошмаривать которое в нынешней геополитической реальности я бы не стал…» Согласитесь, неприлично подгонять писательское мнение под КГБшные оценки. Но товарищ председатель не стесняется. С другой стороны, и Александр Исаевич не поборник демократических стандартов. Вернувшись из Америки в Россию, сразу опубликовал проект нового Союза, в котором Россия, Украина и Беларусь должны объединиться в одно целое. Добавил бы Казахстан — был бы путинский план ЕврАзЭс.

• Писательские убеждения в России непостоянны и ветрены. Сегодня они на стороне революции, завтра принадлежат престолу. Традиция страны, где литература почти столетие служит не гуманистическим идеалам, а Родине, строю, системе, господствующей религии, армии, своему миру, не всегда в ладу с остальным миром. Если человек творит за пределами этого русского мира — общечеловеческие ценности не ускользают из текстов. Как только возвращается домой — содержание работ выравнивается по начертанным свыше планам. Вспомним биографии Максима Горького, Александра Куприна, Алексея Толстого, Александра Солженицына… Да и российско-украинских авторов. Жил Виталий Коротич в США, был поборником идеалов свободного общества. Вернулся — проникся симпатиями к правящей личности Виктора Януковича. Вот и сегодня один из крупнейших прозаиков России, Михаил Шишкин (украинец по материнской линии) живет и пишет в Австрии. Из венской действительности он прекрасно замечает все беды московской политики, поэтому осуждает режим Путина. А если вернется? Останется ли при своих убеждениях или, как 3500 российских писателей (столько значится по списку их творческого союза), будет осуждать запреты на чтение Антона Чехова в Украине и сжигание книг на русском языке…

Из огромной писательской среды единицы выразили протест российскому вторжению в Украину и дикой политике Путина. Их можно перечислить сразу всех: Людмилу Улицкую, Михаила Веллера, Бориса Акунина, Виктора Ерофеева, Виктора Шендеровича… Все остальные либо отмолчались, завернувшись в теплое одеяло невмешательства, либо ушли в полный «одобрямс», как во времена своей капээсесовской молодости. Что это? Безусловный рефлекс, выработанный за годы приспособления к системе, или профессиональная особенность, как у профайлеров, проникающих в мысли преступников?

•  За всю историю нобелевских премий русская литература получила пять признаний. Четыре из них: Ивана Бунина, Бориса Пастернака, Александра Солженицына, Иосифа Бродского — принадлежат оппозиционной и эмигрантской среде. Только премия Михаила Шолохова досталась писателю, признанному в СССР. Для сравнения — пять испанских нобелевских лауреатов: Хосе Эчегарай-и-Эйсагирре, Хасинто Бенавенте, Хуан Рамон Хименес, Висенте Алейсандре, Камило Хосе Села — они выросли у себя на родине, преподавали в королевской академии и даже работали министрами. То есть приобрели мировую славу, оставаясь в среде, где выражали взгляды и мнения независимо от государства, которое в Испании тоже менялось круто, и не всегда в пользу человека. Почему же в российской и советской действительности писатель не мог состояться как личность вне политики и вне народных заблуждений? Он всегда между Сциллой и Харибдой, между искушением и наказанием, в стане врага и во власти одновременно, как Алексей Толстой. Меня многое поражало в его биографии, но больше всего его кончина 23 февраля 1945 года. Как раз тогда закончилась провалом Нижне-Силезская наступательная операция 1-го Украинского фронта. Наши войска потеряли 100 000 человек. Но в СССР траур объявили не по ним, а по умершему писателю Алексею Толстому. Для Кремля он был важнее тысяч солдат.

•  Вот вершина признания сочинительства в России. Жить, как Константин Симонов, Илья Эренбург, Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Юлиан Семенов, и далее по списку самых богатых людей страны Советов… Им щедро воздавалось: дачи, автомобили, прислуга, выезды за границу, личные коллекции оружия и картин, женщины и сладкие пороки… А требовался сущий пустяк — не переть против власти. В таких координатах и сформировалась нынешняя писательская среда. Заработать творчеством могут только талантливые, а остальные зависят от руководства. Иначе не выживут, как районная газета без местного бюджета.

Помню, когда работал в Забайкалье, у нас в военной газете вел литературный кружок молодой писатель Валентин Распутин. Не был особо речистым, зато писал колоритно. Его «Прощание с Матерой», наверное, помнят многие. Он и вошел в литературу как писатель-деревенщик, показавший ужас советских экспериментов в Сибири. Но вот прошло время, и писатель, получивший народное признание, обратился в ярого сторонника Зюганова и потерял свой стиль, авторитет и значимость. Зато все, о чем мечтали советские писатели, у него есть. И даже достойный ответ недоброжелателям: мол, лучше я тихо спасу еще одного байкальского тюленя, чем просижу в камере задержанных за громкие протесты. Примерно такая философия.

Когда то еще до Второй мировой войны Джордж Оруэлл упрекал драматурга Бернарда Шоу за симпатии к социализму, которые вполне могут обернуться симпатиями к убийцам. Так и вышло. Позже выдающийся ирландский драматург извинялся и оправдывался по поводу своих заблуждений о жизни в СССР, где он «проглядел» голод в Украине. Но Бернард Шоу нашел в себе силы признать ошибки. Возможно, потому, что не жил в России, куда советовал ему переехать Максим Горький. А если бы он согласился?

•  Многое изменилось в стране, где литераторов ставили к стенке вместе с врагами пролетариата и советского народа. Теперь их не увозят по ночам на Лубянку и рукописи не читают в ФСБ. Разве что могут избить на улице те, кто не принадлежит к кругу поклонников, да и зарабатывать приходится не писательским трудом на родине, а преподавательским за границей. Однако из прежних времен перешло в нынешнее — предназначение. Как его сформулировал товарищ Сталин в интервью Лиону Фейхтвангеру, так оно осталось по сей день: «Писатель формирует общественное мнение эпохи. Он помогает передовым силам общества осознать свои задачи и бить вернее по цели. Словом, он может быть хорошим служебным элементом общества». Бить по цели — ключевая фраза. В ней дух Селигера и пороховая гарь Донбасса. И не говорите потом, что литература здесь ни при чем.

Александр Прилипко