Теперь над вопросом “Что делать с Донбассом?” ломают голову в Москве, а не в Киеве

Очередной раунд переговоров по урегулированию ситуации на востоке Украины должен состояться в Минске уже 9 декабря. Если он не будет перенесен, то планируется, что на этот раз стороны будут договариваться не столько о новых мирных инициативах, а о механизмах реализации старых, которые были согласованы еще в сентябре, но фактически так и остались лишь на бумаге.

Новый раунд переговоров будет проходить в принципиально новых условиях, нежели сентябрьский. Тогда, сразу после иловайского котла и полураспада фронта, украинская сторона была в заведомо проигрышной позиции. Петру Порошенко было необходимо любыми средствами стабилизировать ситуацию на востоке, чтобы не только остановить наступление на Мариуполь, но и провести парламентские выборы с достойным для себя результатом.

Во многом именно поэтому сентябрьские договоренности для украинской стороны были далеки от идеальных и вызвали множество нареканий в Киеве. Недовольство было вызвано политической частью соглашения: de facto признанием власти боевиков в Донбассе, обещанием содержать оккупированные территории, а также предоставить им некий “особый статус”, что многими было воспринято как первый шаг на пути федерализации страны по кремлевскому сценарию.

Впрочем, ни украинское руководство, ни лидеры сепаратистов к исполнению взятых на себя обязательств слишком серьезно относиться не стали. В неподконтрольных Киеву районах Донецкой и Луганской областей состоялись никем (даже Россией) не признанные “местные выборы”, что дало повод отказаться от исполнения своих обязательств в политической и финансовой части соглашения. Перемирия и отвода войск, которые также были прописаны в минском меморандуме, также не случилось.

Словом, на первый взгляд, никаких существенных изменений это соглашение не принесло, стороны остались “при своих”. Однако это не вполне так: общая ситуация вокруг временно замороженного конфликта развивалась достаточно стремительно, причем почти всегда – в благоприятном для Украины направлении.

Во-первых, Путин подвергся тотальной обструкции со стороны западных лидеров и Китая на саммите G20 в Брисбене. Хозяину Кремля дали понять, что в басни про невмешательство РФ в конфликт никто не верит, а любое его обострение повлечет за собой самые жесткие санкции, включая отключение российских банков от международной системы SWIFT. Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что эта мера стала бы нокаутирующим ударом по финансовым учреждениям, которые и так пошатываются под санкциями. Этой угрозой Запад практически нейтрализовал угрозу эскалации боевых действий со стороны сепаратистов. Сейчас штурм Мариуполя или Дебальцево стал бы смертным приговором российской банковской системе и, как следствие, экономике в целом.

Во-вторых, наступление холодов продемонстрировало полную неспособность лидеров сепаратистов наладить хоть какое-то подобие мирной жизни на оккупированных территориях без внешней финансовой поддержки. Замерзающие Луганск и Донецк фактически оказались на грани гуманитарной катастрофы, города помельче эту грань уже пересекли: если называть вещи своими именами, там начался голод. Особенно тяжело приходится пенсионерам, не способным к самостоятельному передвижению. В отсутствие нормально работающих социальных и медицинских служб, они медленно умирают в своих холодных квартирах без еды и лекарств.

В-третьих, среди сепаратистских группировок началась грызня за тающие ресурсы и поддержку из Москвы. Ни о каком едином руководстве в так называемых ДНР и ЛНР и речи не идет. Неспособность и нежелание боевиков придерживаться перемирия во многом вызвано этой раздробленностью и отсутствием в их рядах единоначалия. У этого обстоятельства есть и еще один эффект: различные сепаратистские группы никак не могут договориться о своей стратегической цели. Одни хотят независимости, другие – присоединения к России, а третьи – широкой автономии в составе Украины. И у каждой из этих концепций до недавнего времени были свои сторонники в Москве, добивающиеся соответствующего политического решения от Владимира Путина.

По совокупности этих факторов к началу декабря положение сепаратистских образований стало совсем непростым. Надежды Кремля на то, что после Иловайска Украина согласится признать сепаратистов и законодательно оформить федерализацию, не оправдались, а финансовая изоляция оккупированных регионов от Украины привела к краху местной экономики. Москва оказалась на руках с нашпигованным оружием, разрушенным регионом, население которого голодает и замерзает.

В этой ситуации у российского руководства осталось четыре варианта действий:

- Пойти на обострение конфликта, чтобы силой заставить Украину объявить о федерализации и взять на себя заботу о Донбассе;

- Бросить проект “Новороссия” на произвол судьбы и закрыть границу с Украиной, фактически признав свое поражение по всем фронтам;

- “Заморозить” конфликт, взяв на себя содержание Донбасса

- Попытаться добиться своих целей переговорами.

Первый вариант, за который выступали кремлевские “ястребы”, был отвергнут по названной выше причине – это чревато обвалом экономики России, социальными потрясениями и народными волнениями.

Второй неприемлем по идеологическим соображениям: население, которому почти год внушают, что “там наши люди”, категорически не поймет и не примет такого решения. Уже сейчас люди вроде Стрелкова-Гиркина недвусмысленно обвиняют Кремль в предательстве “Новороссии” и быстро набирают популярность в наиболее консервативной части российского общества. Кроме того, в Москве все понимают, что отказ от Донбасса международных санкций не снимет, следующим в очереди станет Крым. Кремлю крайне необходимо, чтобы какая-то напряженность на востоке Украины сохранялась как можно дольше. Капитуляция сейчас не подходит совершенно.

Третий вариант крайне обременителен по финансовым соображениям. Сейчас в Донецкой и Луганской области осталось жить примерно два миллиона человек. Российский бюджет, трещащий по швам из-за падения нефтяных цен, едва справляется с текущими обязательствами. Содержание такого количества людей он просто не потянет. Однако Москва и не может допустить в этом регионе массовой гибели населения от голода и холода: как и в случае с капитуляцией, этого просто не поймет российское население. Поэтому какие-то подачки в виде “гуманитарной помощи” в Донбасс, видимо, пойдут. Но полностью обеспечивать регион Москва не станет: это было бы фактическим признанием оккупации, а также отказом от стратегической цели – федерализации Украины с Донецкой и Луганской областями в качестве агентов российского влияния на Киев внутри страны.

Остается четвертый вариант: переговоры. Российское руководство уже не скрывает, что надеется как можно быстрее добиться заявленной цели: имплантировать подконтрольный себе Донбасс в Украину. Никаких разговоров о независимости и уж тем более – присоединении региона к России в Москве не ведется. Путин заявил об этом прямым текстом: “Восток Украины и остальная ее часть нуждаются друг в друге”. И это при том, что в ранних своих выступлениях Донбасс он величал “Новороссией”, отказывая Украине в историческом праве на суверенитет над этими регионами.

Если стратегическая цель Кремля – реинтеграция сепаратистских регионов Украины, то тактическая намного более тривиальна: заставить Киев платить лидерам боевиков. Для этого Путин собирается использовать украинских пленных в качестве заложников, о чем он, особенно не стесняясь, сказал несколько дней назад: “Россия […] поддерживает дополнительные шаги по обмену пленными. И, конечно, исхожу из того, что будет восстанавливаться хозяйственная жизнь, и любые элементы какой-либо блокады этого региона будут исключены их практической жизни”.

Поскольку договоренность по пленным была заключена еще в сентябре (всех на всех), но не выполняется, то “дополнительные шаги” в связке с требованием “исключение элементов блокады” может означать только одно: Кремль намерен продавать украинских пленных за субсидии из Киева в адрес “ДНР/ЛНР”. Звучит, конечно, неправдоподобно цинично, но это вполне в стиле Путина, удивляться тут особенно нечему.

Одновременно с этим в непризнанных республиках началась охота на лидеров боевиков, пытающихся проявлять хоть какую-то самостоятельность. Российские спецслужбы и их местные миньоны довольно бесцеремонно отлавливают излишне деловых полевых командиров, переправляя их в Россию или прямиком в лучший мир. Особо усердно устраняются буйные сторонники самостоятельности Донбасса, то есть сепаратисты в буквальном смысле этого слова.

По сути дела, в Донбассе идет строительство маленькой вертикали власти (своего рода отростка российской), основанной на отрицательном отборе: в руководство попадают только самые беспринципные, безынициативные и (желательно) глуповатые люди, которые не задают вопросов и не умничают, а тупо исполняют директивы из Москвы. Таковым, например, является Александр Захарченко – лидер так называемой ДНР. Поскольку военные действия приостановлены, от него и подобных ему требуется лишь одно: управляемость.

Цель этих мероприятий очевидна – создать однородную структуру, которую, как выразился источник Новой газеты в Кремле, планируется “втолкнуть в Украину на условиях какой-либо автономии”. Получится ли у Владимира Путина осуществить задуманное, во многом зависит от позиции украинского руководства.

После иловайской катастрофы Киев четко осознал вполне предсказуемую бесперспективность чисто военного пути разрешения кризиса. Новая стратегия была выбрана в целом верно: сдерживание России на дипломатическим и военном фронте, а также поэтапное отсечение сепаратистских образований от источников финансирования. Но главное – это принятие чрезвычайно тяжелого с политической точки зрения решения фактически отказаться от суверенитета над оккупированными территориями.

Вся стратегия Владимира Путина строилась на том, что Украина из последних сил будет цепляться и биться за Донбасс, одновременно финансируя его (в свое время он именно так поступил с Чечней). По его плану, это должно было истощить Украину эмоционально и финансово, вынудив Киев согласиться с федерализацией по кремлевскому сценарию. Украинский молчаливый отказ от борьбы по навязанному сценарию перевернул ситуацию с ног на голову. Теперь над вопросом “Что делать с Донбассом?” ломают голову в Москве, а не в Киеве. И, разумеется, приемлемых вариантов не находят. Отсюда и желание перебросить его назад – “втолкнуть в Украину”.

Поскольку “ДНР/ЛНР” с самого начала были совершенно искусственными и нежизнеспособными проектами, внутри них и в их отношениях с Россией неизбежно возникают многочисленные противоречия и конфликты, нормального разрешения которых просто нет. Для достижения общей победы Киеву надо не торопиться вернуть Донецкую и Луганскую области любой ценой. Сейчас намного разумнее было бы придерживаться ранее выбранной стратегии поведения: ни в коем случае не соглашаться ни на какой “особый статус” Донбасса, не финансировать его и, разумеется, укреплять оборону на потенциально опасных направлениях. Конечно, искушение покончить с конфликтом быстро будет велико, но сейчас выжидание –стратегически более выигрышный вариант.

Москва так или иначе будет вынуждена тратить огромные суммы на поддержание структур сепаратистов в минимально работающем состоянии, ограниченное восстановление инфраструктуры, а также спасение подконтрольных им территорий от гуманитарной катастрофы. Зимой и весной из-за холодов это будет особенно дорого обходиться и без того дырявому российскому бюджету.

Уже через несколько месяцев ноша может стать непосильной, Кремль будет уже не просить, как сейчас, а требовать, чтобы Киев “забрал Донбасс назад”. Ни о каких “народных республиках” и федерализации речи уже, конечно, идти не будет, свои условия урегулирования конфликта сможет диктовать Украина.

Иван Яковина