Общественно-политический журнал

 

Признаки правосудия

У идеального правосудия три ключевых признака – законность, справедливость и гуманность. У не идеального правосудия они атрофированы или вовсе отсутствуют, зато имеется свои признаки, особенные. Специфические признаки сегодняшнего российского правосудия – наглость и бесстыдство. Это не ругательство в адрес российской юстиции, это констатация факта.

Последние судебные решения – по делу Ходорковского и Лебедева, а затем по делам Немцова, Яшина, Лимонова и Косякина возмутили многих – и у нас в стране, и за границей. Некоторые, не сдерживая эмоций, говорят, что суд в России умер, что с приговором Ходорковскому и Лебедеву началась эпоха неслыханного беззакония и произвола, что возникла новая политическая реальность и что все большие и маленькие данилкины когда-нибудь, наверняка, ответят за свои преступления.

Увы, все это эмоциональные преувеличения.

Беззаконие не вчера родилось в России и не завтра умрет. По своей остроте и массовости оно еще очень далеко от своего исторического максимума. И слава богу! По степени беззакония наша страна знала времена пострашней нынешних. В хрущевские и брежневские времена политических врагов не расстреливали по приговорам заочных судов как во времена сталинские. В постсоветской и нынешней России оппозиционеров не сажали в психушки или лагеря за запрещенные книги, как это было во времена брежневско-андроповские. У нас еще есть, куда катиться! Это надо понимать, чтобы не создавалось ложного ощущения, что мы уже на дне. До дна еще далеко. Но мы туда быстро и уверенно катимся.

Зачем я об этом? А затем, что у нас есть драгоценная возможность поучиться на собственных ошибках. Если мы сейчас будем убеждать себя и других, что положение наше уникальное и тяжести необыкновенной, то мы рискуем утратить понимание своего места в истории. Мы рискуем снова наступать на те же грабли. Надо вспомнить, что во времена гораздо более тяжелые, но в редкие моменты просветления и оттепели, мы отдавали свою свободу то ради безопасности, то ради социальных гарантий, то чтоб «не дразнить гусей», то чтоб не стало хуже, или просто потому, что мы выше политики, которая по определению есть грязное дело. Мы выбирали из двух зол меньшее и ради реформ добровольно отдавали свою свободу бывшим коммунистическим функционерам с репутацией висельников и прохиндеев. И мы уже однажды простили палачей, когда их надо было судить, и отказались от люстрации, и от суда над коммунизмом. Стоит ли теперь удивляться, что новая генерация мерзавцев чувствует свою безнаказанность? Разве им не сошло все с рук в прошлый раз?

Поэтому не надо делать вид, что нынешняя деградация судебной системы – это для нас как обухом по голове, все в первый раз, и мы теперь пребываем в полной растерянности, столкнувшись со столь небывалым злодейством. Что делать? Поглядеть в свое недавнее прошлое! Оценить, что было сделано, а что – нет. Возможно, многим людям старшего поколения заглядывать в свое прошлое будет некомфортно. Особенно тем, кто сделал в те годы успешную карьеру в сферах, жестко контролируемых идеологическими и репрессивными органами. Но, не взглянув в прошлое, не найдешь дороги в будущее.

Законность никогда не была коньком нашего правосудия. Приговоры чаще всего выносились из соображений целесообразности, а процессуальные нарушения были и остаются повсеместными. Справедливость законов была получше или похуже, но всегда на низком уровне. То за кражу колоска давали по десять лет, то за убийство – не больше десяти. И только гуманность всю советскую и постсоветскую историю медленно ползла к лучшему – от бессудных расстрелов ВЧК в Гражданскую войну до оправдания убийц судами присяжных в наше время.

Сегодняшнее возмущение демократической общественности вызвано не столько атрофией ключевых признаков правосудия, сколько появлением нового его признака – наглости и бесстыдства. В сущности, слегка подзабытого старого. Последний приговор Ходорковскому и Лебедеву возмутителен не столько фальсификацией дела и жестоким приговором (к чему мы, в последние годы уже, в общем-то, привыкли), сколько демонстративной абсурдностью обвинения. Будто прокуроры считают всех вокруг полными идиотами или холопами, которым можно говорить что угодно и не стесняться. Они не могут или не хотят добиться даже минимальной степени убедительности при фальсификации уголовного дела. Они откровенно игнорируют не только доказательства, но и здравый смысл. Не буду сейчас углубляться в анализ дела – об этом есть сотни доступных публикаций.

То же самое происходило и в деле Немцова. «Судья» Боровкова отказалось приобщить к делу видеозапись, из которой видно, что Немцов не виновен в том, в чем его обвиняют. Мотивировка изумительная по своей наглости – это не имеет отношения к делу. Все – и участники процесса, и публика, и журналисты понимают, что это имеет самое непосредственное отношение к делу. Не может не иметь. И сама судья это, наверняка, понимает. Но с патентованным судейским бесстыдством утверждает обратное.

У Ходорковского с Лебедевым и у Немцова судебные решения разные по тяжести, но одинаковые по качеству. Они демонстративно неправосудны. Будто судьи Виктор Данилкин и Ольга Боровкова хотели сказать всему российскому обществу: «А нам плевать, что вы о нас думаете. Нам плевать, похожи наши решения на справедливые или нет». И как бы в доказательство этого они читали свои решения тихой скороговоркой, из которой можно было понять одно слово из десяти. Будто пленку в диктофоне поставили на воспроизведение в ускоренном режиме и с пониженной громкостью. «А нам плевать, понимаете вы нас или нет», - показывали всем своим поведением эти судьи.

Это откровенное судейское бесстыдство и есть новый признак российского правосудия. Его новый фирменный стиль. Если приглядеться повнимательней, то это встречалось и раньше. Когда к одиночным пикетам подсылали двух провокаторов и пикетчика судили за несанкционированное массовое мероприятие. Когда гражданских активистов задерживали превентивно и судили по надуманным обвинениям. Все это было. Но теперь это, похоже, получило высочайшее одобрение, вышло на новый уровень и стало визитной карточкой нашей судебной системы.

Сказать, что черное это белое, может по ошибке слепой зрячему, по злонамеренности зрячий – слепому и по наглости судья – подсудимому. Чтобы все вокруг знали, что судье закон не писан.

АЛЕКСАНДР ПОДРАБИНЕК