Вы здесь
Россия как экономический таракан
Когда 17 июля над Восточной Украиной был сбит рейс MH17 Malaysia Airlines, Соединенные Штаты и ЕС ввели новые, более широкие санкции. Путин в ответ увеличил активность на украинском направлении. Вместо того, чтобы дистанцироваться от сепаратистов, Москва выступила в их поддержку. Она снабжает их оружием, прикрывает их дипломатически и приказывает российским войскам обстреливать украинские силы через границу. Хотя Путину дали возможность отказаться от политики, которая стоит ему все дороже и дороже, он решил пойти на эскалацию.
Поступая так, он гарантирует своей стране изоляцию и экономические трудности. Президент США Барак Обама заметил на прошлой неделе, что Путин ведет себя нерационально. «Объективно говоря, президенту Путину следовало бы стремиться к дипломатическому урегулированию конфликта и снятию санкций», — заявил он. По его словам, Путин и его окружение «игнорируют собственные долгосрочные интересы», и это ограничивает эффект, которого способны достичь Соединенные Штаты.
Однако при взгляде из Москвы эти интересы выглядят совсем иначе, чем при взгляде из Вашингтона. Возможно, Путин и его советники — циники, но в своем цинизме они честны. По их мнению, Запад — и в особенности Соединенные Штаты - не прекращают попытки ослабить и раздробить Россию. Украина для них стала красной чертой. Подозрительное отношение Путина к Западу, недовольство сложившимся после холодной войны миропорядком и боязнь, что Украина изберет прозападный курс, в сочетании порождают мощный коктейль из обиды и паранойи. Единственное спасение Путин видит в «суверенитете», который, как заявил Путин своему Совету безопасности, «размывается» из-за «ультиматумов и санкций». С точки зрения Путина, именно этот «суверенитет» упустил Горбачев, что и привело к распаду государства. Путин твердо намерен избежать такого исхода.
Дальнейшая конфронтация с Западом из-за Украины может выглядеть для Путина вполне привлекательной перспективой. Из развязки холодной войны он вынес один урок: уступить значит проиграть. Когда после гибели MH17 перед ним встал выбор — прекратить украинскую авантюру или, напротив, начать действовать активнее, Путин предпочел выбрать второй вариант даже ценой мирового негодования. Сейчас Россия готовится к долгой изоляции от Запада, которую в московских политических кругах называют «мобилизацией», «консолидацией» и «самодостаточностью».
На практике это будет означать фетишизацию исключения России из таких структур, как «Большая восьмерка», и активные попытки заменить иностранные товары и услуги российскими. Путин запретил импорт пищевых продуктов из стран, введших санкции против России. Если учесть, что импорт занимает около 30% российского розничного рынка продовольствия, этот шаг может повредить российским потребителям сильнее, чем американским или европейским поставщикам. Обсуждается также ряд других предложений — от вполне реальных (таких, как внутреннее производство комплектующих для оружейной отрасли) до сомнительных (таких, как создание национальной системы платежных карт). Россия обратится вовнутрь: ужесточит внутреннюю политику и усилит конфронтационный внешнеполитический курс. Чтобы изменить расчеты Путина — если это вообще возможно — могут потребоваться годы. «Санкции — это не таблетка, которую можно сегодня проглотить, чтобы завтра она уже подействовала», — отмечает осведомленный о ситуации вокруг Украины американский чиновник. По его словам, администрация Обамы надеется, что Путин осознает долгосрочные угрозы и это скажется на его нынешней позиции.
Между тем Путин делает ставку на то, что страна сможет выдержать бремя изоляции, и оно не вызовет общественные волнения, способные угрожать его власти. Возможно, это, действительно, так. На прошлой неделе в газете «Ведомости» вышла статья симпатизирующего Кремлю политического аналитика Василия Кашина, в которой он пишет, что «в ходе новой холодной войны в первые годы мы будем героически преодолевать трудности, затем мы будем одерживать победы, а потом нашим внукам придется за эти победы расплачиваться».
В краткосрочной перспективе те же самые факторы, которые вредят России экономически, могут защитить Путина с политической точки зрения. В июне Клиффорд Гэдди (Clifford Gaddy) и Барри Айкс (Barry Ickes) из Брукингского института охарактеризовали Россию как " экономического таракана — существо, во многих отношениях, примитивное и некрасивое, зато обладающее выдающимися способностями к выживанию в самых разных неблагоприятных условиях". Санкции США и ЕС, вероятно, заставят темпы роста российской экономики, начавшие снижаться еще до украинского кризиса, падать еще быстрее. Однако они не блокируют экспорт нефти и газа, приносящий Кремлю примерно половину его доходов. Эти деньги продолжат течь в государственную казну, а из нее — в карманы той многочисленной части российского населения, доходы которой зависят от государства. (Примерно 20% россиян — пенсионеры, 20% работают на государство и еще 15% работают на принадлежащие государству компании.) Таким образом, санкции могут не сказаться на зарплатах, выплата которых обеспечивает политическую стабильность. Как сформулировал экономист Владислав Иноземцев, возглавляющий Центр исследований постиндустриального общества, «санкции ударят по росту экономики, но не помешают Путину поднимать зарплату чиновникам и офицерам ФСБ».
В то же время, хотя экономическая изоляция может вызвать недовольство изрядной части деловой элиты, скорее всего, этого будет недостаточно, чтобы она обернулась против Путина. Так как иностранные банки прекратят кредитование, российские фирмы будут вынуждены обращаться за финансированием и за средствами для выплаты долгов к государству. Крупным российским банкам потребуется к концу следующего года рефинансировать долги на сумму 50 миллиардов долларов. Российские фирмы должны заплатить кредиторам около 100 миллиардов долларов. Московские предприниматели могут не любить Путина, но теперь они будут связаны с ним теснее, чем когда-либо. Укрепившись в положении главного инвестора страны, государство направит капитал на большие, неуклюжие проекты — например, в отраслях тяжелой промышленности и инфраструктурного строительства. При этом естественные сторонники Путина, скорее, выиграют от происходящего. Их влияние будет расти за счет тех, чья деятельность увязана с глобальной мировой экономикой.
Хотя на первых порах выручки от торговли углеводородами России будет хватать, вскоре проявится ряд опасных моментов. Последние санкции запрещают снабжать Россию высокотехнологическим оборудованием, необходимым для разведки труднодоступных нефтяных месторождений в Арктике и на морском шельфе. Между тем сибирские месторождения, обеспечивающие сейчас 80% российской добычи, начинают иссякать. Стране нужны новые источники нефти. Резервные фонды российского правительства превышают 170 миллиардов долларов, однако в ближайшее время Москве придется израсходовать много денег на поддержку рубля и спасение государственных банков и компаний. Таким образом, при уровне частных инвестиций, уже приближающемся к нулю, последний оставшийся инвестор России — то есть само государство — будет вынуждено меньше тратить на инвестиции в экономику и больше на антикризисные меры.
К этому моменту, — а возможно, и раньше — Россию практически гарантировано ждет цикл снижения роста — если не откровенной рецессии. Первыми пострадают региональные бюджеты, которые финансируются из налогов, а не из энергетических доходов. В попытке избавить регионы от грозящих им проблем с социальными расходами и зарплатами Путин предлагает ввести трехпроцентный налог с продаж. По мнению Иноземцева, в течение двух-трех лет налоги в России могут заметно возрасти, а ВВП упасть на 5%. Однако для российского политического класса такой срок — это, практически, вечность. «Наши лидеры считают даже сентябрь чем-то очень далеким, временем, о котором можно подумать когда-нибудь позже», — говорит он.
Более того, вина за любые будущие трудности будет возлагаться на махинации Запада. Так как для 90% россиян основным источником информации служит телевидение — то есть самое контролируемое из СМИ, — Путин, возможно, имеет основания рассчитывать, что преобладать в стране будет именно эта версия. По крайней мере какое-то время чувство общего сплочения перед лицом внешнего врага, вероятно, будет заглушать всякое недовольство. Кремль продолжит жестко контролировать политику, а система станет грубее.
Как заметил Лев Гудков, директор «Левада-Центра», Путин, использовав сперва аннексию Крыма, а потом войну на Восточной Украине, сумел «подчинить себе разлитую в обществе агрессию», скопившуюся за годы в результате отсутствия «основы для положительного самоутверждения». Однако пока эта эйфория почти ничего не стоила россиянам. Однако, несмотря на то, что рейтинги Путина превышают 80%, россияне регулярно говорят социологам, что они воспринимают государство как далекий от них и пронизанный коррупцией механизм. По мнению Гудкова, это потенциально может сделать их энтузиазм бессодержательным. Чувство беспомощности перед государством порождает то, что социолог называет «безответственностью». В результате россияне, одобряя украинские авантюры Путина, «не хотят из-за них страдать».
Многое будет зависеть от того, что будет происходить на Украине в дальнейшем. Сейчас украинская армия окружает Донецк — оплот сепаратистов — и, возможно, уже отсекла его от поставок из-за российской границы. Если киевские силы осадят Донецк, Путин, возможно, сочтет необходимым действовать — по двум причинам. Во-первых, если польется кровь населения, которое Путин, по его собственным словам, защищает, это будет невозможно оправдать в глазах россиян. Во-вторых, поражение сепаратистов на поле битвы лишило бы Путина его главного инструмента, который должен помочь ему придать будущему украинскому государству желаемый характер. Как надеется Кремль, украинские потери продолжат возрастать, а экономика Украины — слабеть. Не забывает он и о перспективы зимы без российского газа.
Соединенные Штаты и Европа делают ставку на санкции. Они рассчитывают, что экономическая изоляция заставит Путина прекратить вмешиваться в дела Украины. Возможно, они правы. Хотя в последнее время Путин склонен к реваншистской идеологии, он умеет играть роль прагматичного тактика. Однако столь же вероятно, что, по его мнению, сейчас он может активнее чем раньше защищать свои интересы, потому что ему почти нечего терять.