Об идеологии православных выходцев из КГБ

Российский институт стратегических исследований (РИСИ) до 2009 года входил в Службу внешней разведки РФ, затем был переформатирован в структуру, учредителем и основным заказчиком работ которой выступала Администрация Президента России. На пост директора был назначен отставной генерал-лейтенант СВР Леонид Решетников. Доктор исторических наук Александр Сытин 10 лет проработал в РИСИ. Он был ведущим научным сотрудником, однако новые тренды в работе РИСИ привели к его конфликту с начальством. Покинув институт, Александр Сытин опубликовал в интернете статью "Анатомия провала: О механизме принятия внешнеполитических решений Кремля". Это и смешной, и страшный рассказ о том, какие люди формируют идеологию путинской администрации, подталкивая страну к войне с Украиной и разрыву отношений с Западом.

"Еще в период своей работы на Балканах Леонид Решетников "воцерковился". У генерала бывшего Первого главного управления  КГБ СССР коммуниста Л. Решетникова это приняло крайние формы увлечения Белым движением, Белой православной идеей, духовным и территориальным возрождением Империи. Главным делом его жизни стало обустройство пантеона бежавших из Крыма белогвардейцев, разбивших лагерь на греческом острове Лемнос и практически полностью вымерших на этом острове от голода и бытовой неустроенности. Невинное для старика-пенсионера увлечение белогвардейской историей стало одной из предпосылок крупного аналитического провала.

Постепенно в Институте появились новые люди, отращивающие бороды и старательно пытающиеся копировать почерпнутые из советских фильмов типа "Адъютанта его превосходительства" манеры белогвардейских офицеров, публично демонстрирующие свою православную воцерковленность развешиванием икон над рабочим компьютером и истово осеняющие себя крестным знамением над тарелкой супа в институтской столовой. Те, которые работали раньше, тоже перенимали эту манеру, заявляя в ответ на мои насмешки, что "при прежнем режиме" они тщательно скрывали свои православно-имперские белогвардейские взгляды. Для "исследования" проблем Белого движения и преодоления "фальсификации российской истории" был создан (на средства АП, т.е. бюджетные средства) Центр гуманитарных исследований, где всеми делами заправляли знаток творчества Льва Тихомирова Михаил Смолин и Петр Мультатули – потомок повара царской семьи, расстрелянного вместе с нею в доме инженера Ипатьева летом 1918 г. Поработав в эпоху "Бандитского Петербурга" – начале 90-х годов оперативником питерской милиции, он стал специалистом по истории царствования Николая II, увидев свое призвание в том, чтобы возродить священную память о царе-мученике в широких массах. <…> На одном из институтских банкетов Л. Решетников заявил: “Мультатули – святой! Я вижу у него нимб. Вам не дано видеть его, потому что вы грешные и недостаточно воцерковлены, а я вижу". <…>

На конференциях, в том числе международных, все чаще стали появляться люди в церковном облачении, а на корпоративах по случаю годовщины основания Института выступал монастырский или казачий хор и дуэт балалаечников. Целью всех институтских карьеристов стало войти в круг по возрождению некрополя на острове Лемнос и принять участие в проведении Русских дней на Лемносе. Это было свидетельством милости директора и воспринималось как сильная мотивация к лояльности. Умершие на острове белогвардейцы стали в Институте культовыми фигурами. <…>

Во главе Центра исследования проблем стран ближнего зарубежья была поставлена "ведущий отечественный украиновед" Тамара Гузенкова.  Эта пара, при поддержке зависимых от них и подчиненных им научных сотрудников-экспертов, не могла высказывать ничего другого, кроме "Никакой Украины – только Малороссия", "украинская государственность – это блеф и failed state", "результат преступного разрушения большевиками Российской империи", "украинский язык искусственно создан австрийцами и поляками в целях разрушения русского единства", "консолидация постсоветского пространства на основе территориального и духовного возрождения…" и т.п. В сущности они воплощали крайнее антиукраинство, суть которого состояла не в том, чтобы в Украине существовала русская культурная среда и допускалось употребление русского языка, а в том, чтобы в ней не было ничего украинского, за исключением, может быть, Львовской и Тернопольской областей.

Эта позиция сочеталась с крайним, весьма эмоциональным антизападничеством. Его основу составил тезис о том, что у европейской и русской цивилизаций противоположные исторические миссии: европейская ставит в центр своей системы ценностей человека, а русская – Бога. Дополнительную эмоциональную окраску этому тезису придавали крайний антисемитизм и гомофобия. <…> К началу третьего срока президентства В. Путина в Институте окончательно оформился православно-имперский начальствующий блок".

Александр Сытин подробно рассказывает, как эксперты РИСИ приветствовали аннексию Крыма и внушали своим заказчикам из Администрации президента мысль о необходимости поддержки "Новороссии".

"Десятками шли записки о необходимости формирования в украинском тылу боевого пророссийского подполья, засылки диверсионных групп, подготовки к броску на юг в направлении Мариуполь – Николаев – Одесса и создания Великой Новороссии, включающей Приднестровье, которая, как и Крым, должна была воссоединиться с Россией. Зато ни слова не было написано о возможном сопротивлении Украины, мобилизации армии и добровольческих формирований, а возможные санкции, их последствия, реакция США и европейских стран НАТО даже не обсуждались. В конце октября частым гостем на институтских мероприятиях стал Гиркин (Стрелков), которого Л. Решетников неоднократно публично называл своим другом". 

Александр Сытин подчеркнул, что в своей статье хотел рассказать не просто о бывших коллегах, а о том, "как формируются внешнеполитические тренды правительства России".

– Ваш бывший начальник Леонид Решетников, генерал КГБ, который стал православным поклонником белогвардейцев, – это ведь настоящий герой времени, герой современной России, где всё абсурдно смешалось, как в романе Сорокина.

– Абсолютно. Я думаю, что специально никто такие результаты не планировал, но сначала были предприняты шаги с перезахоронением останков царской семьи, потом с объединением Русской православной и зарубежных церквей. В итоге все это результировалось в имперские претензии. Современная Россия стала в сознании этих людей преемником не только СССР, но и Российской империи, прежде всего в территориальном плане, но есть и социальные последствия. Современный российский правящий класс стремится к тому положению, которое занимало русское дворянство после указа о дворянской вольности  Петра III, фактически при Екатерине в начале XIX века. В магазине можно увидеть книги "ФСБ: новое дворянство". Они хотят закрепить за собой именно этот статус. Когда я пытался в частных беседах говорить о том, что элита – это не только комплекс привилегий, но прежде всего ответственность и способность служить для народа примером, – это не слышится.

– Понятно, что Институт стратегических исследований – не главный источник информации для Кремля, а лишь один из многих. Но похоже, что и все прочие экспертные центры работают в том же направлении. Невероятная смесь монархизма, сталинизма, православия, ксенофобии, ненависти к Западу и Майдану – это ведь не Решетников придумал, на эту новую идеологию работают тысячи людей, особенно в СМИ, целая фабрика создалась в последние годы.

– Понятно, что не Решетников является инициатором всего этого, но я не могу определить, какова последовательность этой ситуации. Это вопрос о курице и яйце. Определенный общественный спрос на подобную идеологию существовал всегда. Он существовал и в конце 1990-х при Ельцине, он существовал и в первые годы после прихода к власти Путина, он существует и сейчас. Вопрос в другом: насколько правящий класс склонен пользоваться этими настроениями для усиления собственных позиций. С моей точки зрения, однозначное решение поставить на эту идеологию и на те слои населения, которые эту идеологию разделяют, было принято в 2011 году накануне президентских выборов, которые вновь привели к власти Владимира Путина. Тогда я уже заметил первые угрозы и первые шаги к этой идеологии, которую мы сейчас имеем. Что касается средств массовой информации, тоже очень сложно сказать, что первично. Здесь принято угадывать настроение начальства. Начальство никогда ничего прямо тебе не говорит: сделай так и так, подготовь такую-то программу. Начальство говорит: "Вот существует мнение". А ты уже как творческий человек должен сам в рамках этого существующего мнения готовить соответствующие материалы. Я помню Соловьева эпохи свободного НТВ Гусинского и совершенно убежден, что все эти люди отрабатывают свои деньги и не более того. Точно так же я помню, как в РИСИ обсуждался вопрос о том, кого следует поддерживать в 2011 году – Медведева или Путина. И тогда Решетников принял решение: нет, мы будем поддерживать Путина, мы должны выиграть. Когда действительно Путин стал президентом на очередной срок, была очень радостная атмосфера, все говорили: да, вы оказались правы, мы поставили на правильную лошадь. А вот Юргенс с его Институтом современного развития поставил не на правильную лошадь, потому что поддержал Медведева. Вот и все. В Европе, да и на постсоветском пространстве очень сильно преувеличивают степень управляемости, степень изначального расчета чего-то и степень социальной поддержки. Здесь все не так однозначно, как кажется на первый взгляд. Россия не настолько едина, насколько это кажется при взгляде с Запада. 

– Но тут надо отметить энтузиазм. Не из-под палки все это делается. Вы говорите, что у Соловьева финансовые интересы. Конечно. Но ведь и молодые энергичные люди с огромным рвением продвигают идеи, которые относительно еще недавно были совершенно маргинальными, где-то в кружках поклонников Дугина обсуждались, а сейчас стали мейнстримом. Не думаю, что только коммерческий интерес у них существует. Это искренние люди, которые выросли в постсоветскую эпоху, и, тем не менее, эта стилистика оказалась им близкой. Поразительная вещь.

– Да, каким-то людям такая стилистика оказалась близкой. Но обратите внимание на то, что еще в 2008 году ничего такого не существовало, было на уровне совершенно маргинальном. И большинство людей, даже имеющих отношение к государственной службе, были в этом отношении очень осторожны. И в декларации своих православных взглядов они тоже  были очень осторожны. Я не верю в то, что общественное настроение может сформироваться с нуля или поменяться на 180 градусов года за четыре года. Я совершенно убежден (я видел это на примере российского Института стратегических исследований и на примере Института стран СНГ), что, прежде всего, это вопрос финансирования. Потому что неоднократно говорят: извините, вы получаете деньги за это, вы что, не хотите? Идите и становитесь свободными политологами, вот как я в настоящий момент.

– Конечно, люди, которые пропагандируют эти идеи, делают замечательные карьеры. Вы рассказываете о Тамаре Гузенковой, которая была вашей начальницей. Я думаю, вы видели немало примеров, помимо тех, которые описали в своей статье. 

– Да, безусловно. Да что говорить об Институте стратегических исследований! Вот Михаил Леонтьев, интеллектуальный уровень которого совершенно очевиден, в свое время выступал с либерально-демократических позиций, и получил за то, что он говорит теперь, синекуру в "Роснефти", является вице-президентом. Можно только догадываться об уровне его доходов. Какое он отношение имеет к этой компании? Никакого, ему просто дали должность. И таких людей очень много. Вы думаете, если завтра он начнет говорить приблизительно то, что говорю сейчас я, он продержится на своей синекуре больше полутора месяцев? Ничего подобного, он вылетит оттуда и  лишится всех материальных благ – это совершенно очевидно. Поэтому я и говорю, что полный кризис режима наступит ровно тогда, когда режим окажется неспособен платить. Думаете, омоновцы мерзнут в тридцатиградусный мороз и разгоняют митинг в защиту Навального из идейных соображений? В гробу они видали все эти идейные соображения, уверяю вас. Они профессионалы, им платят, они получили приказ. Они так же живут во взятых в ипотеки квартирах, они так же ездят в свободное от службы время на взятых в кредит "Тойотах". Не надо преувеличивать эту ситуацию. Не надо говорить о том, что мы сейчас имеем некую разновидность сталинской России. Сталин опирался на определенные слои, и эти слои действительно готовы были за него умереть. Много вы найдете людей, готовых умирать за Путина? Сомневаюсь.

– Люди, которые едут воевать в Донбасс, и таких людей немало, а многие хотят поехать, просто не хватает средств и возможностей, они готовы умирать.

– Мы не будем сейчас обсуждать контрактников, но что касается добровольцев, то значительная их часть – это люди с неустроенной жизнью, люди, одержимые идеями, которые почерпнуты в публицистике газеты "Завтра", у Проханова. Это с одной стороны. С другой стороны, это люди недовоевавшие, прошедшие ряд горячих точек и уже отравленные  этой атмосферой. Это люди, которые не нашли себя ни в чем другом. Нельзя отрицать того, что это люди либо с криминальным прошлым, либо с криминальными наклонностями. Эти горячие точки, Приднестровье, Чечня породили посткомбатантов, которые нормальной жизнью жить не могут. Это очень сложный пласт. Но я глубоко убежден, что они идут туда умирать не за Путина. Среди них, насколько я знаю, отношение к режиму Путина очень и очень критическое, только с прямо противоположной стороны, чем у Европы и США.

– Обвиняют его в нерешительности.

– Да, обвиняют его в нерешительности, просто их голос очень мало слышен, потому что на сегодняшний день нет экспертов, публицистов, журналистов, писателей, за исключением, может быть, Прилепина, которые выражали бы их точку зрения. С моей точки зрения, эти люди для России, а может быть, для Европы опаснее, чем нынешний режим.

– Точно так же, как и люди, которые воевали на стороне группировки "Исламское государство" и возвращаются в Европу из Сирии.

– Это практически та же самая ситуация. В мире появилась социальная прослойка людей, которая заинтересована в постоянной войне, которая ничего другого делать не может и не хочет. С этой проблемой только что столкнулась Франция, с этой проблемой неизбежно придется столкнуться и России, потому что все эти события в Донбассе непременно обернутся тем, что конфликт опрокинется в Россию, может быть, не во всю, поскольку территория большая, но то, что это так или иначе скажется на Ростовской области, которая наполнена национальными противоречиями, очень вероятно.

– Неужели в администрации президента нет здравомыслящих людей, которые бывали за границей, пользуются интернетом и понимают, что, с одной стороны, все эти рекомендации, аналитические записки, исходящие из экспертных организацией, наподобие РИСИ, гроша ломаного не стоят, не отражают подлинной ситуации, а, с другой стороны, разжигание этой войны ведет Россию к краху? Неужели нет больше здравомыслящих людей в этой среде?

– Отвечу на своем примере. Я не считаю, что в течение десяти лет работы в РИСИ не был здравомыслящим человеком. Я старался не писать ничего такого, что бы в корне противоречило моим взглядам и моим убеждениям о том, что Россия должна выступать в качестве цивилизованной европейской страны. Но при этом я же не мог ничего такого писать, говорить и доносить до руководства. Существует определенная бюрократическая система, и в рамках этой бюрократической системы совершенно не важно, что думает каждый конкретный человек в отдельности. Да, у многих из этих людей сыновья и дочери окончили европейские учебные заведения, многие из них живут в Европе, постоянно или более-менее периодически там бывают. Но вертикаль власти и вертикаль прохождения любой информации отстроена таким образом, что в конечном счете получается некая стимулированная точка зрения. Здесь непонятно, то ли власть требует этого, то ли власть, получая то, что ей подают, говорит: замечательно, эксперты же сказали. Идет постоянное перетекание из одной емкости в другую одной и той же жидкости. Я думаю, что, если поговорить с кем-то из высокопоставленных деятелей Администрации президента, если допустить, что этот человек поверит в то, что его там не записывают, не прослушивают и ничего не скажут начальству, я думаю, что вы услышите вполне взвешенные и нормальные взгляды.

– До сих пор не вполне понятно, было ли решение об аннексии Крыма импульсивным, или оно вынашивалось долгие годы, как некоторые эксперты считают, и просто ждали удобного случая? Какое у вас ощущение?

– Нет, ничего долгие годы не вынашивалось. Если кто-то докажет обратное – ради бога. Я думаю, что не вынашивалось ничего, как в 2008 году не вынашивалась мысль об Абхазии и Южной Осетии, никто еще за два месяца не думал, что так получится, так же и здесь. Россия постоянно провоцирует выступления в сторону так называемого "Русского мира". Эти выступления в Крыму, которые шли в течение ряда лет, особенно в Севастополе: не допустим НАТО, Севастополь – это Россия, город русской славы и так далее – вот это все порождало почву для принятия этих решений. Когда в Киеве случился Майдан, когда правительство было в Москве объявлено хунтой, появились опасения. Тут правительство Украины сделало колоссальнейшую ошибку, она потом была исправлена, но впечатление было произведено очень сильное.

– Закон о языке.

– Да, не надо трогать язык. Сколько я им говорил об этом! Тогда поднялась эта волна. Но все случилось очень быстро. Дело все в том, что правительство давно было озабочено статусом Севастополя и проблемой Черноморского флота. Потому что как только заходил разговор о поставках, о транзите газа, о цене, все время приходилось учитывать, что Черноморский флот базируется на территории другого государства. Это, конечно, жутко раздражало, и эту ситуацию хотелось изменить. Но что будет так и в таких масштабах, что это повлечет за собой такие проблемы, уверяю вас, никто даже и близко не думал.

– Еще более запутанная история с так называемой "Новороссией". Гиркин-Стрелков говорил, что наступление на Славянск – это его собственная инициатива. Можно ли ему верить – другой вопрос. Был ли тут у Кремля внятный сценарий, вроде захвата территории для выхода от Крыма к Приднестровью и присоединения их к России? Или все, что там произошло, – дело случая и стало сюрпризом для Кремля?

– Здесь есть один поворотный момент. В мае Путин обратился к ДНР и ЛНР с призывом не проводить референдум и обвальное развитие этой ситуации как-то задержать. И его не послушали. И тогда мне пришло в голову, что на самом деле такой прямой связи между Кремлем и Донецком нет. Я высказываю это на уровне гипотезы, я не берусь утверждать. Тем более я прекрасно понимаю, что в традициях европейского мышления видеть во всем руку Кремля так же, как в Москве во всем видят руку Госдепа. Но я думаю все-таки, что это совершенно не так. На самом деле произошла та же ситуация, что и в Крыму. Были некие силы, отчасти вдохновленные недовольными украинскими олигархами, отчасти вдохновленные российской пропагандой, в том числе той, которая изготавливалась в Институте стратегических исследований (это я сам видел), на ту тему, что все ваши заводы закроют, вы останетесь без работы, вы будете голодать, посмотрите, как живет Болгария, которая вступила в Евросоюз, и так далее. Все это повлекло за собой народное выступление. Им показалось, что они сейчас присоединятся к России вслед за Крымом. Но тут возникла проблема. Во-первых, Россия оказалась совершенно к этому не готова. И если бы Россия хотела бы присоединить ту территорию, которая сейчас контролируется боевиками, она, наверное, это сделала бы, учитывая нерешительную позицию НАТО и не очень решительные успехи украинских вооруженных сил. Но Россия этого, скорее всего, не хочет. На всякий случай говорю "скорее всего". Россия хочет не допустить Украину в Евросоюз и НАТО, вот это точно. Какими средствами этого добиться? На сегодняшний день, по-моему, понимание отсутствует. Но есть общепринятая точка зрения, что в Евросоюз и НАТО не возьмут страну, имеющую неурегулированные конфликты. И поэтому Россия заинтересована в том, чтобы этот конфликт тлел. Что касается наступления на Мариуполь, Николаев, Одессу и к Приднестровью, честно говоря, пока остаюсь оптимистом и все-таки не верю, что этот сценарий будет реализован. Хотя на правительство на уровне общественного мнения и экспертного сообщества оказывается соответствующее давление. Есть люди, которые постоянно по телевизору выступают с такими призывами. Тем не менее, я думаю, что все-таки должно здравого смысла хватить.

– Ваша статья озаглавлена "Анатомия провала", и, казалось бы, действительно провал – санкции, катастрофическое падение репутации России, исчезновение "Большой восьмерки", невыездные чиновники, падение рубля. Но мы не видим никакого изменения риторики, пропаганда направлена против Украины, против Запада точно так же, как год назад. Более того, сейчас перебрасываются в Донбасс и к границам с Украиной вооружение и военнослужащие. Полное ощущение, что в Кремле не думают не то что о капитуляции, но даже и о минимальной корректировке курса. Скорее, это провал тех, кто надеялся на благоразумие, на здравый смысл?

– На самом деле это провал России, провал режима, это внешнеполитический провал России. Потому что задача, которую Россия ставила, а именно сохранение постсоветского пространства в орбите своего влияния, как раз не решена. Очевидно, что даже если направить танковые клинья на Киев, то Украина никогда уже не будет не только российской, но даже пророссийской – это невозможно. Белоруссия ведет себя более настороженно. Казахстан ведет себя очень настороженно. Весь проект евразийской интеграции практически находится на стадии полного провала. То, что нет внутренних выступлений, русскому человеку, живущему здесь, понять очень легко, одно слово – зима. Никаких выступлений не будет, пока не потеплеет. Степень недовольства еще не вызрела до нужной ситуации. С моей точки зрения, по всем параметрам мы можем говорить о той ситуации, которую Ленин называл революционной, она объективно существует. Не существует сейчас субъективного фактора, то есть не существует партии или лица, которые бы взяли на себя функцию возглавить борьбу с режимом. Понятно, что Навальный таким человеком не является по целому ряду показателей. Поэтому в течение 2015 года эта ситуация так или иначе будет обостряться и оформляться. Вся вертикаль власти отстроена таким образом, что она базируется на трансферах из центра в регионы. Если представить себе, что у центра закончатся средства и эти трансферы не будут осуществляться, тогда вы мне позвоните, и мы с вами поговорим о том, что будет.

– В поведении обитателей Кремля вы видите хоть какой-то прагматизм, понимание рисков, о которых вы сейчас говорили, или всё уже похоже на ваш институт, где думают только о некрополе на острове Лемнос?

– Я думаю, что они думают, прежде всего, о сохранении своих активов. Опять же бюрократическая вертикаль: сомневаюсь, что они вообще позволяют себе что-то думать и что-то обсуждать. Они повторяют как мантру: не прогнемся, не уступим, нельзя подчиниться Западу, Америка претендует на роль центра силы, мы должны быть альтернативным центром силы, мы сплотим вокруг себя Китай, Индию, Иран, еще бог знает кого. Знают ли об этом Иран, Индия и Китай – это совершенно неважно. Мне это безумно напоминает конец 1916 – начало 1917 года, ситуацию, когда никаких планов реально не существует. Все живут со дня на день. Вот Путин одобрил антикризисную программу правительства. Я почитал: там нет никакой программы, там ничего нет. Процентная ставка 17% пока остается, может быть, станет 15, ну и что? Так называемые антисанкции остаются. Что, завтра курс будет опять 30? Не будет. Поэтому здесь нет выхода. Что, за один год в стране, где нет экономики, вообще нет по определению, она появится? Что, всем раздадут по гектару земли на Дальнем Востоке, и здесь начнется необыкновенный подъем сельского хозяйства? Это же несерьезный разговор. Все, что я слышу пока, не заслуживает даже комментариев.

– То есть это можно назвать паникой, полной растерянностью?

– Я бы это назвал пока не паникой, но именно растерянностью и, самое главное – постепенной, достаточно быстрой потерей управляемости.

– В институте, в котором вы работали, наверняка если не паника, то большое оживление в связи с вашей статьей: вы разворошили маленький муравейник. Думаю, что весь институт вплоть до последней уборщицы прочитал вашу статью. Есть какие-то отклики с той стороны?

– Удивительным образом практически нет. Меня пытались пристыдить в таком классическом кухонном варианте по принципу: как же ты мог? Понятно, что мне никто не позвонил, понятно, что никто мне не пишет из тех, кто является моими друзьями по "Фейсбуку".   Несколько человек удалились, перестали быть моими друзьями. Соответственно, я полностью лишен информации о том, что там происходит в этой связи. Но, поскольку я знаю, что эту записку прочитали в достаточно высоких сферах, я думаю, что приключения института еще не закончены, какое-то внимание на него сверху будет обращено. Будет ли это внимание доброжелательным или наоборот, пока предсказать не берусь.

Источник